« Предыдущая—Следующая »

Таёжный «каторжник» — в горах Аппалачи

В середине мая 1964 года, когда от главного события на Запсибе — пуска первой домны, отделяло  всего-ничего — чуть больше двух  месяцев,    Николай Шевченко улетал в Америку.
Оставлял бригаду монтажников  на своего зама, Николая Тертышникова. Был спокоен: ребята без него не подкачают… А сам он  еще успеет вернуться и вместе со всеми нанести  победный сварочный шов.  …Стройку на этот раз он  покидал по решению ЦК КПСС  и правительства.  Его отправляли  за океан с высокой миссией: растопить  лёд в отношениях между народами двух великих стран – СССР и США.
То было время нового роста напряженности в мире. В воздухе еще ощущались грозовые раскаты  Карибского кризиса, резкого обострения международной обстановки, произошедшего   в октябре 1962 года. Тогда  мир по вине Соединенных Штатов оказался  в шаге от новой войны… Начались советско-американские переговоры, которые разрешили этот кризис. Правительство СССР согласилось вывести советские ракеты с  Кубы в обмен на заверения правительства США о соблюдении неприкосновенности острова,  против которого Вашингтон    еще недавно  собирался развязать военную агрессию.
Планета  вздохнула с облегчением. Однако взаимное недоверие между двумя сверхдержавами сохранялось. Добавить теплоты  в свои отношения  решили народной дипломатией. Знакомство простых людей друг с другом,  «разговор без галстуков» за домашним столом,  откровенные беседы должны были помочь   лучше узнать обычную жизнь простых людей наших стран, сблизить их, научить с пониманием относиться к ценностям и интересам  другой стороны. А там, глядишь, и в политической сфере градус доверия поднимется.
В СССР сформировали молодежную делегацию для поездки  в  США  в рамках соглашения о культурных обменах. Визиту придавалось огромное значение, отбор участников был самым тщательным.

Послом мира и доброй воли стал и Николай Шевченко  —  как лучший  представитель рабочего класса Кузбасса… Немного, всего 25 человек  со всей страны составили советскую делегацию, в основном известные в Союзе  производственники,  отмеченные высокими наградами, многие — депутаты Верховного Совета СССР. В поездке Шевченко особенно сдружился с двумя Героями Социалистического Труда — Анатолием Мердовым, моряком, капитаном рыболовного траулера с Камчатки, и Геннадием Масленниковым, начальником  комсомольско-молодёжного домостроительного управления Москвы, ставшим впоследствии одним из руководителей столичного Главмосстроя.  Кстати, с Геннадием он  познакомился ещё в Красноярске, на слёте строителей Сибири и Дальнего Востока, вместе сидели в президиуме, рядом с Гагариным.
Делегацию рассыпали по американским семьям. Бригадиру монтажников Запсиба выпало пять дней  жить в одноэтажном доме  мистера Бемана в городе Рединг — центре округа Беркс в штате Пенсильвания.   Джон Беман был  владельцем небольшой фирмы по изготовлению металлоконструкций. Отец пятерых детей.
Из  сибирской тайги с её освежающим, прохладным  дыханием Николай попал в долину среди отрогов Аппалачей,  с жарким и влажным климатом. Летом температура здесь могла перевалить и за 30 градусов. Но зато это район, близкий по «профессии» к его Кузбассу:  «промышленный пояс» США, наиболее старый индустриальный регион, протянувшийся от атлантического побережья до Великих озёр на севере и реки Миссисипи на западе. Знакомая Шевченко специализация — металлургия, машиностроение, химическая промышленность, добыча угля.
— Конечно, с большим нетерпением ждал  встречи с Америкой, — вспоминает  Н.П.   Шевченко. —  Рисовалась она мне такой, какой знал  её из книжек, газет и кино. Небоскребы, потоки автомобилей,  огни надоедливой рекламы,  рабочие, нещадно вкалывающие на капиталистов…  Что-то из моих ожиданий подтвердилось, что-то  открылось другой, ранее мне неизвестной стороной… Рединг оказался нешумным городом  с населением около 90 тысяч человек. Чистые улицы, уютные дворы, много зелени… Главным впечатлением и удивлением одновременно было то, что всё-таки американцы практически не знают нашей страны, нас, русских.  К сожалению, за прошедшие годы в этом, думаю, мало что изменилось.
С господином Беманом мы говорили о многих проблемах —  общечеловеческих, мировых, и о тех жизненных мелочах, которые волновали в одинаковой мере его и меня. Он звал меня мистером, уважительно и чуть-чуть приподнято. По-русски  не знал ни слова, я тоже не владел английским. Поэтому за переводчика был сосед-поляк, уже в возрасте. Собирались мы обычно  за ужином, подходили  еще человек 10-15 — друзей, знакомых, соседей главы семьи. И начинался вечер вопросов и ответов, дискуссий и знакомств.
Интерес простых американцев был неподдельным. Визит в штатовскую глубинку  гостей из СССР стал настоящей сенcацией для местной жизни. Даже главная городская газета «Reding Eagle» — «Редингский орёл», издание со столетней историей, замкнутое в основном на семейной тематике и далёкое от политических вопросов, не пропустила этого события. Репортаж о нём она начала с первой страницы, чего удостаивались, понятно, далеко не всякие, только наиважнейшие факты. Заголовок   «Приветствуем визит русской делегации в округ Беркс» сразу бросался в глаза… На общем фото советских гостей,  опубликованном в газете,  выделяется своим ростом Николай Шевченко…

— Когда я  уезжал в Америку, собирали в Новокузнецке меня, как жениха на свадьбу, — с шутливой интонацией признаётся Николай Петрович. —  Советы разные давали, мол, держись, не подкачай в стране заморской. А если насчет нас спросят, так и скажи: работаем, домну, завод строим, своё светлое будущее строим… И как в воду глядели ребята.
Джону Беману было известно, что я приехал из Сибири, хотя в первые дни мало верил в это. Наверное, потому, что имел весьма наивное представление о нашем  крае. Представление, внушенное примитивной пропагандой,   скороспелыми книжками  о Советском Союзе, в которых было больше желтой пены, чем здравого смысла.
Он всё настойчиво допытывался на один и тот же манер:
— Почему ваша молодежь едет в эту лютую  Сибирь? Чем это объяснить?  Ведь Сибирь — это каторга. Неужели продолжают вас  ссылать туда? А вас за что отправили в эту ссылку,  мистер Шевченко?
Теперь удивляться приходил мой черед. Как мог,  начинал растолковывать, что Сибирь сегодня —  не каторга, напротив, край, который наш народ обживает, обустраивает, и на это направлена государственная политика:
— В Сибирь у нас посылают лучших. Желающих ехать много, приходится   выбирать. Я никакой не ссыльный, не «каторжник»,  по собственной воле туда поехал, с семьей  —  и жить, и  строить огромный металлургический завод. Чем сейчас и занят.
— Вы шутите, мистер Шевченко?
— Нет, не шучу, дорогой мистер Беман.
Очевидно, выражение моего лица было куда убедительнее моих слов. Добрые глаза американца немного грустнели:
— Да, мы пока еще плохо знаем друг друга.   Мы, американцы, привыкли, чтобы слушали нас. Время же заставляет уметь не только говорить, но и слушать других.
Я продолжал  рассказывать ему, всем присутствующим за ужином  о Сибири,  о  сооружении  Запсиба, о новых предприятиях и городах, которые поднимаются среди тайги, о наших парнях и девчатах. Конечно, не все мои слова пробивались сквозь холодок недоверия. Чувствовал, что иногда гостеприимный владелец фирмы воспринимает мой рассказ   ни больше ни меньше как «красную  пропаганду». Досадно было, но что поделаешь, народная дипломатия требовала терпения.
Постарался познакомить американцев и с тем, как мы учимся, отдыхаем, посещаем театры, занимаемся спортом. Тот же Беман чрезвычайно удивился, узнав, что я умею играть в теннис. В его понимании никак не укладывалось, что я, рабочий, монтажник, увлекаюсь спортом. Он пригласил меня в просторное подвальное помещение, где был  установлен теннисный стол. Как раз на выходные из университета приехала его  старшая дочь-студентка, я  взял в руки ракетку и сыграл  с нею  на равных. А, надо заметить,  играла она сильно, настольным теннисом в то время в Америке увлекались повально.  И все  были удивлены, как  отлично показал себя в пинг-понге   «каторжник» из Сибири.
Где бы мы ни появлялись, интерес к нам был громадным. Нас забрасывали вопросами. Жадно слушали, перебивали переводчиков. Спрашивали о самом разном, даже о том, кто, на наш взгляд, будет в Америке президентом после Джонсона. Но чаще всё-таки о Советском Союзе, для них он был Россией. Но среди массы доброжелательных людей всегда находился какой-нибудь жучок, который вытаскивал на общее обозрение застиранную до дыр ложь о нашем государстве.
Наступил день возвращения домой. Впечатления самые противоречивые. Но вера в то, что наши народы могут и должны жить в мире и  дружбе, была непоколебимой.
То, что это возможно,  отразилось и в одном событии, впечатлившем всю  советскую группу.  В Москву  улетали из Нью-Йорка. В аэропорту прошли все контрольные зоны, уже готовились к посадке в самолёт. Вдруг слышат по радио  объявление на английском: «Мистер Шевченко, просим подойти  к стойке…». И называется её номер. Руководитель  делегации, ответственный работник ЦК ВЛКСМ  Виктор Гостев, переводчик, представитель КГБ, сопровождавший  поездку, насторожились. Предупреждают Николая: «Не отзывайся». Но вновь звучит то же самое объявление. Озабоченность усилилась: «Что-то не так… Это, наверное, провокация…».
Тем не менее решают подойти к стойке. Служащий аэропорта сообщает: «Поступила посылка господину Шевченко от господина Бемана».
— Вижу, на упаковке написана моя фамилия.  Но мы просим на всякий случай тут же её вскрыть. Служащий надрезает бумагу и достает из коробки  вот такую большую куклу,  —  Николай Петрович показывает руками размер игрушки. — Барби! Наша делегация не сдерживает восхищенных возгласов. Барби эта  была придумана не так давно, но уже стала страшно  популярной в США. Кукла считалась большим подарком  и стоила дорого. Нам на поездку в Америку каждому поменяли по 100 долларов, а кукла стоила примерно долларов 150, может, и все 200.  То есть при всём желании купить её  было мне не по карману. Мои новые друзья, семья мистера Бемана,  решили сделать такой замечательный подарок для моей маленькой  дочери Светланы. Но не забыли они и о  моём старшем, Сергее. Для него в коробке лежал  плюшевый заяц. О своих детях я тоже, конечно же, рассказывал в семье Беманов.
В самолёте, пока летели,  живо обсуждали это необычное происшествие. Добрый  знак внимания со стороны Джона  Бемана   был, разумеется, по-человечески трогательным. А для смысла той поездки —  и символичным. Шевченко   мог считать, что вполне справился с  высокой  миссией — наладить непосредственный контакт с простыми гражданами Америки.
…Но к «народным дипломатам» глухи остались политики в Вашингтоне. Холодная война против СССР, а теперь России не только не утихла — американское правительство раздувает её  ныне с новой силой, презирая право других наций  жить по собственным правилам и законам. Но тогда Шевченко, все  его товарищи по этому трансатлантическому путешествию были  преисполнены надежды на лучшее, на  то, что идеи сотрудничества, диалога государств и народов  навсегда возобладают над враждебностью и конфронтацией.
В Новокузнецке бригадира на следующий же день после прилёта  из Америки, как и следовало ожидать,  взяла в осаду  пресса. Первым — на правах друга и штатного биографа  — его рассказ записал и опубликовал в «Кузнецком рабочем» Гарий Немченко. Название постарался дать  нешаблонное —   «Как я был «мистером». Легкая самоирония, заключенная в заголовке,  вполне соответствовала этой черте в характере героя.   Но вначале  американская история  была напечатана  в спецвыпуске «Даёшь домну!». На Запсибе  гордились, что именно их посланцу мира, знатному монтажнику Николаю Шевченко, было доверено совершить визит государственной важности. И публикация на эту тему должна была тоже прибавить духу социалистическому соревнованию за досрочный пуск доменной печи.  Нескончаемыми были встречи в школах, в трудовых коллективах, на которых Николай делился своими впечатлениями от заокеанской поездки.
Спустя несколько месяцев она получила любопытное продолжение. В марте 1965 года в Москве  вышел в свет очередной номер красочного журнала «Советский Союз». А в нём   — центральным материалом большой фотоочерк «Как дела, мистер Шевченко?»
Журнал этот был особый, издавался многомиллионным тиражом не только на русском — еще на двадцати  языках мира — и был рассчитан прежде всего на зарубежную аудиторию.  Попасть на его страницы значило стать лицом СССР.  Сегодня мы бы сказали — брендом страны.
Мистер Шевченко не подкачал:   куда там было голливудским знаменитостям до образа советского рабочего! Какой  неотразимый портрет!  Эта обаятельнейшая улыбка Николая на открытом, мужественном лице  – она всегда притягивала к нему людей. Крупный черно-белый снимок,  которым открывался фотоочерк,  был размещен  на второй странице обложки.  Николай  сидел вполоборота к  читателю — с правильными чертами кинозвезды, брюнет, белозубый, с добрым взглядом… Снимок точно схватил  главное в  характере героя —  сочетание внутренней силы и природной мягкости.
Тут, несомненно, постарался Юрий Багрянский, фотокорреспондент журнала, великолепный  мастер светописи.  Неделю терзал он бригадира монтажников, но и себя не щадил,  пока не остался удовлетворён результатами съемки. Вот теперь она отвечала на вопросы любого, кто в Америке или в иной стране Запада, а может, и в Африке или даже в Азии захотел  бы поинтересоваться, ну, как идут дела у мистера Шевченко, передового строителя металлургического гиганта,  после его  возвращения из Соединенных Штатов. Жив-здоров ли он, чем занимается, не заковали ли его в кандалы, не отправили ли дальше по этапу…
— Интересна предыстория появления этого номера журнала, она  похожа на детектив, — улыбается Николай Петрович. — Однажды  заметил я незнакомого мужика у нас на рабочей площадке. А, надо сказать,  доменная печь — объект, особо охраняемый. Не дай бог, чтобы кто-то там посторонний бродил,  да еще кожух как-то повредил… Следили за этим строго.

Вижу, мужик этот ходит за нашей бригадой, присматривается, по всему чувствую, есть у него определенный интерес. Спрашиваю у обер-мастера цеха: «Это ваш?» — «Да, чёрт его знает, не припомню… Может, из заводоуправления… Но точно, не из нашего цеха».
И так вот раз, другой, третий… Едем как-то после смены  домой,  на электричке. Наша рабочая публика  обычно рассаживается и тут же начинает играть в карты, в «козла»… Шум, многоголосие… Вдруг меня окликают: «Николай! Коля!»
Поднимаю голову — это он, тот самый мужичок,  шустрый такой,  подсел ко мне, как будто давно с ним знакомы,  завёл разговор: «А в шахматы ты играешь?» — «Конечно, играю». А играл я в шахматы довольно прилично, на уровне первого спортивного разряда. Когда служил в армии, успешно выступал за  дивизию. Наша команда становилась победителем соревнований в масштабах Группы советских войск в Германии.  Мой новый знакомый  продолжает: «Ну, давай, как-нибудь сразимся».
Что делать? Хорошо, говорю ему, пойдём ко мне домой. Вышли из электрички, пришли к нам. Людмила на работе, детей еще нет. Я умылся. Сели на кухне, перекусили. Расставили шахматы. Смотрю — а он не тянет. Ну, никак! Передвигает фигуры, пожалуй,  лучше, чем Остап Бендер, но всё равно слабовато.  Разговорились.  Он спрашивает: «Так ты что, в Америке был?» — «Был». — «А тебе оттуда пишут?» — «Да, пишут».  — «А кто с английского переводит?» — «Соседка Валентина, знает язык…» — «Ну, дай, мы почитаем».
Уже до этого я стал догадываться, что мужичок  непростой,  видимо, оттуда, из органов госбезопасности.  Когда познакомились ближе, так и оказалось:  подполковник КГБ, понятный по тем временам интерес ко мне, побывавшему за границей,  хотели убедиться, что всё нормально.
После моего возвращения из Соединенных Штатов  у нас с мистером Беманом связь не сразу оборвалась. Правда, была она односторонней.  Он написал  мне несколько писем, присылал фотографии… Но так сложилось, что ответить я не смог. И когда в органах познакомились с его письмами, кому-то пришла мысль: Николаю Шевченко пишут из Америки, интересуются его жизнью  после поездки, а как отвечать? Надо ведь  рассказать, что произошло с мистером Шевченко после прилёта из США, как у него идут дела?
Так возникла  идея подключить журнал «Советский Союз», который  распространялся  в США, доходил и до Рединга. Вот и был подготовлен номер с соответствующим материалом. А потом, между прочим, этот журнал через 20 лет еще раз опубликовал статью обо мне,  но это случилось, когда я уже работал на Белгородчине, в Старом Осколе…

Обсуждение закрыто.