Александр Лапин: «Роман пишу, как клинок выковываю» (Продолжение)
07.05.2022
— И при всём при этом вы умудрились выстроить повествование на документальной основе?
— Это было самой сложной задачей. Вначале я собирался писать эту книгу по тем же принципам, что и предыдущие – исторические события должны были стать только рамой для фантазии автора. Но чтобы «картина» не противоречила «раме», потребовалось погружение в эпоху – изучение документов. И чем глубже я в них погружался, тем яснее понимал, что жизнь закручивает такие сюжеты, которые ни одному литератору не под силу. Я проштудировал тысячи документальных источников – потому и работа заняла больше четырёх лет.
— Что в ваших изысканиях было самым сложным?
— Отобрать то, что позволит выстроить увлекательный сюжет, не противоречащий подлинному развитию исторических событий. Я же писатель, а не профессиональный историк, пишущий всеобъемлющее научное исследование. А роман – это прежде всего действие, так что приходилось отказываться от всего, что его тормозит. При этом мне хотелось, чтобы картина эпохи была максимально широкой, включала как можно больше явлений, которые её формировали. Для меня это было принципиально важно. Спросите у прохожих на улице, что такое III Интернационал или, скажем, «номенклатура». Восемь из десяти вам вообще не ответят, а если это люди молодые, то не ответит никто. Так что мне приходилось выстраивать сюжет так, чтобы читатель понимал, почему этот исторический отрезок страна прожила именно так, а не как-то иначе. Искажённое представление о нашей истории у многих складывается именно потому, что они все меряют на свой аршин, оценивают поступки людей по сегодняшним критериям, не подозревая, что тогда жизнь была во многом иной.
— Не боялись «потерять» своего героя на фоне такой многофигурной картины?
— Нет, не боялся. Слишком многое сходилось на этом человеке в самых разных сферах управления государством. Так что выявление взаимосвязей и взаимовлияний просто вплеталось в сюжет. Мне хотелось проследить эволюцию этого человека. Исторические личности от природы имеют огромный энергетический потенциал, и эта энергия распространяется, пусть и неравномерно, на самые разные стороны их жизни. Этим и объясняется неоднозначность подавляющего большинства выдающихся исторических деятелей любой страны мира в любой исторический период. Историю не делают в белых перчатках – вот мысль, которая больше всего меня занимала, когда я работал над этим романом. Историю не творят самоотверженные святые и благородные подвижники. У них иная миссия.
— Ваш новый роман можно рассматривать как ответ на один из самых острых вопросов, волнующих наше общество не один десяток лет – как нам относиться к своей истории?
— Действительно, дискуссия на эту тему не утихает в обществе десятилетиями. Она и в Советском Союзе имела место, только вели её по большей части на кухнях. Мне кажется, уже пора начать внедрять в общество очень простую и ясную мысль — история народа/страны/государства не бывает «плохой» или «хорошей», «правильной» или «неправильной». Она не может «нравиться» или «не нравиться». История такова, какова есть. И мы сегодняшние – результат того, что происходило на протяжении последних веков, а если уж совсем глобально, то как минимум пары последних тысячелетий.
— Люди предпочитают игнорировать информацию, которая не вписывается в их картину мира. Вы рассчитываете, что читатели примут ваши аргументы?
— Те, кто доверяет мне как автору, думаю, примут. Любой уважающий себя человек, получая некую информацию, оценивает её достоверность и авторитетность источника, из которого он её почерпнул. Вот для своих читателей я, смею надеяться, именно таким источником и являюсь. Проверять и перепроверять факты для меня остаётся неписаным правилом ещё с журналистских времён. А если представляется такая возможность, то ещё и увидеть собственными глазами. Вот, к примеру, одного из героев «Русского креста» мне по сюжету нужно было в язычество окунуть. Книжки тут помощь хлипкая, я должен сам во всем разобраться. И где мне язычников сегодня искать? Ну, не в фольклорной же деревне под Москвой, созданной исключительно для привлечения туристов! Я лечу на Камчатку, общаюсь с этими людьми, стараюсь понять как и чем они живут, о чем думают. Я всё вижу своими глазами, а потому у читателя нет оснований мне не доверять.
— И чтобы сохранить это доверие, вы в романе о Берии сознательно отказались от чисто литературного сюжета?
— Мне было важно показать непридуманную историю. В книге приведено немало подлинных документов и даны отсылки на ещё большее их количество. Такой объем материалов обычный человек, если он, конечно, не историк-любитель, перелопатить не в состоянии, да и возможности такой ему, скорее всего, не представится. Но если автор до сих пор не обманывал его доверия, то читатель поверит ему и на этот раз. Да, люди стараются «не замечать» фактов, которые ломают их точку зрения. Но когда таких фактов накапливается достаточно много, ему волей-неволей приходится пересматривать свои взгляды. Общественное сознание невозможно трансформировать в одночасье. Это медленный, постепенный процесс, но и самая долгая дорога начинается с первого шага.
— Где для вас проходит граница, за которой жизнь превращается в литературу?
— По страницам рукописи. По самым обычным листам бумаги, на которых я пишу текст обычной ручкой. Для меня текст напечатанный, даже на экране компьютера – это уже некая данность, а рукописный – он словно живой, я могу играть с ним сколько душе угодно. Я могу кому-то показаться ретроградом, но мне дорого то самое, пушкинское «И пальцы просятся к перу, перо – к бумаге…». И потом, скорость, с которой рука водит пером, больше соответствует скорости, с которой в голове рождается мысль. Мысль, а не сюжет. Сюжет сейчас и компьютер сложить может. Рукопись – это тигель, в котором события, люди, проблемы, которыми полна повседневность, переплавляются в фабулу, сюжет и судьбы героев романа. И каждый раз границу между романом и жизнью приходится проводить заново. Реальные события служат только отправной точкой авторских размышлений о том, что сегодня волнует его самого и будущих читателей. К каким выводам он в итоге придёт, писатель и сам не всегда поначалу знает. Я роман пишу, как клинок выковываю. Температуру пламени знаешь, характеристики металла тоже, а вот каким клинок получится никогда наперед не угадаешь. В этом, на мой взгляд, и кроется одна из самых главных загадок творчества.
— В дискуссии о будущем литературы скептиков и оптимистов примерно поровну. Видя вокруг несметное количество голов, уткнувшихся в смартфоны, поневоле начинаешь опасаться, что скоро человек переключится на сплошные «картинки», читать разучится и литература ему будет не нужна?
— Строить прогнозы – занятие неблагодарное. Завтра зависит от того, что мы успеем или не успеем сделать сегодня. Над тем, что Советский Союз был самой читающей в мире страной сегодня принято посмеиваться. Но это – факт, который тянет за собой многое – образование, культуру, словом, всё то, что делает человека – человеком, а не «информированным потребителем». Думаю, мы в силах не допустить «литературного апокалипсиса», если будем искренни, напоминая человеку о том, для чего он пришел на эту землю.
— Судя по всему, в романе «Секс и бомба Лаврентия Берии» до финальной точки осталось совсем немного. Замысел следующей книги уже созрел?
— Да, причём пророс он из романа, о котором мы с вами уже упоминали – «Крымский мост». Посвящён он не строительству этого грандиозного сооружения. Для меня Крымский мост — воплощенный в реальности образ пути над бездной, который необходимо пройти, чтобы понять, кто ты и в чём твоё предназначение. И отдельному человеку, и всему народу. И жизнь показывает, что сегодня эта тема обретает не просто новую актуальность – она выходит на глобальный, можно сказать планетарный, уровень.
— Меньше чем за десятилетие мы уже во второй раз становимся свидетелями того, как творится История. Как думаете, сколько пройдет времени, прежде чем эта страница нашей жизни будет осмыслена литературой?
— На мой взгляд, осмысление уже началось. Очень надеюсь, что и мне достанет сил написать продолжение «Крымского моста». Есть такая старинная притча о маленьком камешке, из-за которого погибла империя: камешек попал под колесницу императора, она перевернулась, император разбился, его армия проиграла сражение, и в результате его империя перестала существовать. Вот Крым и стал таким камешком в колеснице американоцентричного мира. Начинается новая эпоха и нам должно хватить сил и мудрости, чтобы войти в неё с честью.
Обсуждение закрыто.
