« Предыдущая—Следующая »

Валюшкина война

Она не помнит каким было 5 февраля 1943 года. Для нее, тогда шестилетней девочки, война – это череда ярких вспышек-воспоминаний. Валентина Бажкова рассказывает, будто вырывает куски из прошлого. Страшного, голодного, пережитого. Почти 80 лет отсчитали вперед часы жизни, а она помнит о войне так, словно все случилось вчера…

Вспышка первая: ад с неба

— Бомбежка! Жуткая бомбежка – это мое самое большое, самое страшное воспоминание о войне, — торопливо, словно боясь забыть что-то важное, рассказывает Валентина Дмитриевна. – Наверное, это было летом 41-го. Солдатики наши, должно, вырывались из окружения и тут их всех и порешили. Я ведь до войны жила в Приосколье, в деревне Пески, что рядом с Ивановкой и Голофеевкой. Знаешь, такую? Нет? Ну, так там, у лесочка, на бугре возле Шмарного все и случилось. Солдатиков наших шло много, очень много. Сотни и сотни. Они хотели, видимо, уйти в лес, да не успели. И как немцы узнали, что русские здесь будут идти? Налетели фашистские самолеты, и такое началось – ужас, светопреставление! Как полетели в солдатиков наших бомбы!

…Военные знают, что когда налетает армада самолетов и из их чрева «высыпается» огромное количество бомб, имеющих целью стереть противника с лица земли, такой способ уничтожения и деморализации называют «ковровой бомбардировкой». Ничего этого Валя тогда не знала. Не знает и теперь. Но тот рассекающий воздух вой от летящих бомб, тот грохот и плотные ударные волны не спутает ни с каким другим. Пока мама не бросила ее в погреб на приготовленную для такого случая перину, Валюшка из окна хатки видела, как под этим черным дождем из бомб солдатики превращались в кровавое месиво. Через день селяне отважились посмотреть, что стало с красноармейцами. Сначала они почувствовали смрад горелого мяса. «Так пахнет смерть!» — вдруг поняла Валя. И зажмурилась от страха. Так и шла вперед с почти закрытыми глазами. А когда открыла … труп на трупе. Солдаты лежали всюду: молодые, в возрасте, скрючившись и разметав руки, оторванные руки-ноги-головы. Ни одного выжившего найти не удалось. А кости и черепа в огромном количестве ребята находили в том лесу даже через десятки лет. Привыкли и не боялись своих страшных находок.

— А знаешь, на следующий год на этом месте такая трава уродилась – никогда такой не было! — неожиданно выхватывает воспоминание из детства моя собеседница. — За полчаса огромную вязанку для коровы можно было нарвать. Значит, впрок наши солдатики землице пошли, приняла она их. Только очень уж тяжелый дух стоял от не до конца разложившихся тел, воняло сильно.

Вспышка вторая: голод

— Вообще-то по тогдашним меркам наша семья не голодовала, — рассказывает Валентина Бажкова. – У нас ведь и куры были, и корова. Так что хотя мы и не шиковали, но и с голоду не пухли. Но другие… Рядом с нами семья жила — пятеро детей. Захожу как-то к ним в дом, а по земляному полу жабы прыгают. Спрашиваю подружку: что это у тебя лягушки делают? А она отвечает, что это на еду. Мама, конечно, как могла помогала, молочком детей подпаивала, но…не спасло оно. Никто из соседей не выжил – все умерли от голода. И таких в наших Песках много было. Мы лягушек не ели, но великим мясным лакомством считали ракушки. Выковыряешь сердцевину из двух створок и смакуешь. Воровали на колхозных полях свеклу, подсолнечные семечки — как без этого? Лес еще выручал: по грибы, ягоды бегали туда.
А бегали-то как? До глубокой осени босые. Уже речка ледком покрывается, а мы все босяка, по воде, режемся об этот лед, но бежим. С тех пор и ноги сильно болят, должно простудила тогда. Зимой ходили в веревочных лаптях — тюнях. До школы в Ивановке пока добежишь, околеешь. И в школе согреться нельзя было: печки-то не было, сидели, как есть в одежке, на руки дышали, когда те совсем коченели. Писали не чернилами, а соком из свеклы или золой, разведенной с водой. А когда я кусочек пареной в русской печи свеклы приносила в школу, да еще и компотом из нее запивала, дети завидовали – такое лакомство!

Вспышка третья: немцы

Немцы в Пески въехали вскоре после бомбежки. Сначала послышался гул, а после показались и они сами на мотоциклах. Это ехали «передовики», смотрели: нет ли партизан, солдат. А потом уже и пехота пошла, и машины. К счастью, стояли в селе фашисты недолго. Но и этого людям хватило с лихвой. Даже
притом, что не зверствовали мадьяры и немцы, многие хозяйства оказались разорены, куры съедены, коровы пущены на мясо. Фашист пальнул по бабушке Вали, когда та отказалась давать ему «яйки», и старушка от страха свалилась с лестницы, сломала руку. А еще Валентина Дмитриевна вспоминает, как ее подозвал немец и знаками показал, мол, пойдем со мной в машину. Было очень страшно, но пошла. А он отрезал краюху от своего хлебушка-кирпичика, намазал джемом и протянул это солено-сладкое счастье девочке. Спали немцы в одном доме с хозяевами, бросив на пол соломы. Хозяева – в крохотной спаленке за занавеской ютились, а незваные гости в «передней» комнате, по-царски.

Вспышка четвертая: после Победы

День Победы Валя запомнила по бабушкиному плачу. Все вокруг радовались, кричали: «Победа, Победа!» А она плакала. И мама плакала. По убитому под Харьковом сыну и мужу. Валя не плакала. Она так привыкла к постоянному горю, что не нашлось у девочки слез.

После войны уже 16-летняя Валентина переехала в Старый Оскол. Но даже годы спустя город выглядел разрушенным, кое-где виднелись воронки от бомб. А на углу улицы Ленина, в доме, где сейчас находятся аптека и фотостудия, продавали хлеб. За ним вставали в пять утра. И выстаивали не одну, а две, а то и три очереди. Одной буханкой-то не наешься. Хорошо мама деревенских харчей подкидывала, когда Валя приезжала в село на выходные, городским же приходилось туго. Да что еда — даже помывка в бане считалась несусветной роскошью – в баню под деревянный мосток (сейчас на его месте мост из центра города – на микро) ходили только те, у кого водились деньжата.

Но ни Валя, ни ее сверстники не унывали. Бегали на танцы в клуб мехзавода (ах, как озорно играли там скрипки!), в кино (старый кинотеатр стоял там, же, где сейчас стоит «Октябрь»). Билет на фильм продавал единственный на весь город милиционер Шевелев: есть три рубля – проходи, нет – катись колбаской по малой Спасской. Возвращаясь в час ночи с работы, не боялись ходить по ночному городу. Идешь по брусчатке, которой была выложена улица Ленина до самой Казацкой, и знаешь, что никто тебя не тронет. …Весело жили, не боялись трудностей, верили в светлое завтра и помнили, какой ценой досталось нам Победа

Лариса УЛЬЯНЕНКО

Обсуждение закрыто.