« Предыдущая—Следующая »

Противник рабства

Горечь и обида

Уроженец губкинской Хворостянки, он при желании мог бы сделать блистательную карьеру в услужении императору. Герой Отечественной войны 1812 года (за храбрость в боях с французами награжден золотою шпагой). В 25 лет – майор, имеющий особое доверие от армейского руководства (ему поручили вести занятия в дивизионной военной школе). Мог бы… Но, принявшись осуждать пороки самодержавия, после долгого разбирательства, почти шесть лет находясь под стражей в тесных и темноватых камерах крепостей, был признан государственным преступником. В 1822 году ему был вынесен приговор, с которым согласился император Александр I, – отправить в Сибирь на вечное поселение.

Как посчитали те, кто был близок царскому двору, Раевский неправильно рассуждал, да еще и сбивал других. Сын помещика, дворянин, а крепостное право отвергал. Офицер, а зуботычины и шпицрутены солдатам не приветствовал. А какие дерзости писал порою в свободный час! Вел записи под названием «О рабстве крепостных крестьян», где задавался таким вопросом: «Кто дал человеку право называть другого человека моим и собственным? По какому праву тело, имущество и даже сама душа одного может принадлежать другому? Откуда взят закон торговать, менять, проигрывать, дарить и тиранить подобных себе человеков?» И в «Рассуждении о солдате» оный Владимир Раевский нещадно критиковал то, что введено было «свыше»: «Первое зло, которое вкралось в русскую армию, есть несоразмерно жестокие телесные наказания, которые употребляют офицеры… для усовершенствования солдат». Вот оно – то самое горе от ума, которое запечатлел в бессмертной своей комедии Александр Сергеевич Грибоедов. Произведение обобщило пороки той эпохи. Но литературным образам не бывает горько и обидно. А Раевский переживал горечь и обиду – и не столько за себя, как за других.

После того как выбили из России войско Наполеона, русская армия прошла по Европе до Парижа. Участник того похода Раевский видел, отмечал: люди, не имеющие титулов, в иных государствах живут зажиточней, чем подданные русского царя. Земледелец, работая на себя, перенимал передовые достижения в получении урожая. А на российской барщине мало кто был озабочен этим. Помещики в большинстве – на приемах, на балах или в гостях, а крепостного на барской пашне одолевают мысли о том, как сберечь силенки для обработки личного надела (его кормит этот клочок земли, а не владение барина). Что касается ратной службы, то покуда армия находилась под пулями и картечью, солдаты были «братцами», «орлами», которые шли на редут врага смело и беззаветно, а в мирное время «орлы» и «братцы» по неясным для них причинам превратились в «серое мужичье», которое понимает только палки и кулаки. Когда Раевскому поручили выявить основания группового побега солдат в дивизии, что стояла рядом с его 16-й после зарубежного похода, он открыл совершенно дикое. На уровне только роты, то есть невысокого звена, больше двух десятков получалось начальников над солдатами, что имели право назначать 200-300 ударов палками тому или иному рядовому. Имели право и назначали…

«Вредный обществу»

Не разделяли возмущения майора те, кто его допрашивал после заключения под стражу в 1822 году. Зато их до крайности возмущало то, что бросил майор Раевский в обращении к подчиненным при восстании в Семеновском полку, где вышли из послушания почти четыре тысячи человек. «Молодцы семеновцы!» — делился своей оценкой произошедшего о солдатской доблести судивший не по смотрам, а по сражениям. Он не скрывал своей позиции: надо протестовать, когда муштра уже невыносима. Но те, кто проводил допрос опального офицера, эту его позицию рассматривали как подстрекательство. Разве он мог не знать, что этот гвардейский полк был любимым у императора? Царь, официальный покровитель Семеновского полка и носивший его мундир, был раздосадован и разгневан неслыханным происшествием. Зачинщики протеста получили примерное наказание, многие из полка, находящегося в столице, отправились в Сибирь и на Кавказ.

Суждения, взгляды и проведение политической агитации в пользу свободы, равенства старательно выуживали те, кто обвинял Раевского в непозволительном поведении. Нужное получали не только лишь из рапортов, доносов, которых достаточно накопилось, но и в вольнодумных документах. Те же самые «Рассуждения» о крепостных крестьянах и о забитых палками солдатах были приняты во внимание. Автор их не стал уничтожать, хотя его заранее предупредил о предстоящем аресте Пушкин, сдружившийся в Кишиневе с находившимся там Раевским. Поэт воспринимал майора Раевского как интересного собеседника и способного стихотворца.

Раевский не считал «Рассуждения» каким-то измышлением – в отличие от Комиссии, привлеченной к разбирательству по делу опасного вольнодумца. Но поскольку крамольные сочинения не имели распространения, за них ответил только сочинитель. Сам же он, поддерживая связи с тайным обществом, фамилий не назвал. Тем самым спас от преждевременного раскрытия будущих декабристов. Зато не жалели времени охранители рабства и тирании — более ста томов в итоге следствие оформило по делу майора Раевского.

Столько было задано вопросов, так каждое слово и предложение в его устных или письменных ответах старались перевернуть, что ближе к завершению проверки он о себе напомнил, обращаясь
непосредственно к царю – теперь уже Николаю I. Из Петропавловской крепости в Петербурге узник писал монарху: «Пятый год длится неволя моя… В темнице моей я узнал о смерти братьев, отца, умершего от печали…» Но не один еще месяц тянулось следствие, покуда те, кому доверили вникать в подробности службы и жизни Владимира Раевского, не представили императору проект о наказании. Майор Раевский лишался чина, ордена и медали, которые заслужил как участник военных действий, а также шпаги с надписью «За храбрость» и звания дворянина. Его политические трактаты и литературные работы, в которых он прославлял свободу, негодовал по поводу неравенства, к трону проявлял неуважение, были признаны деянием опасным. Автор столь опасных сочинений должен был проследовать в Сибирь на вечное поселение как «вредный обществу» человек.

Вернулся в Сибирь

Однако какому обществу был вреден Владимир Раевский? Тому, которое угнетало, или тому, которое угнеталось? Для уточнения обратимся к началу материала. Толпы крестьян пришли из Олонков (села, где Раевский поставил дом для себя и своей семьи), а также из соседних деревень похоронить того, кого считали своим защитником и почитали как благодетеля. Если надо составить жалобу или просить о чем-то, Владимир Федосеевич поможет подобрать такие аргументы, что трудно отказать в получении документа. И как откупщик зерна он не путал и не сбивал никого, чтобы цену снизить. Настоящую цену всегда давал. Зато за помол зерна на мельнице, которую купил, брал столько, что меньше некуда. При таком деловом партнерстве у сибирских крестьян заводились деньги, они могли развивать хозяйство, выйти из нищеты. А как удивил тот ссыльный, когда при суровом климате дыни и арбузы стал выращивать! Вслед за ним и другие стали сооружать теплицы, парники, разнообразить обед и ужин невиданным ранее угощением.

Однако грамотным надо быть не только в поле и на огороде. Публикации Раевского в «Иркутских губернских ведомостях» взывали к совести тех, кто считал: крестьянам грамотность ни к чему. Напрасны были эти публикации. В Иркутске множились кабаки, а гимназия как была, так осталась одной-единственной.

Но там, где дикая тайга, «первому декабристу», как видно, дышалось легче, чем при диковатых нравах крепостников. В 1857 году вышла амнистия декабристам. Многие из них, проживавшие в Иркутске и окрестностях, перебрались в центральную часть России. Раевский же не спешил. Только в следующем году он выбрался в Хворостянку, повидал родню, поклонился праху своих родителей. Но крепостное право продолжалось, а он не мог примириться с ним. Сестры его просили остаться на «малой родине», но Владимир Федосеевич не принял этого предложения. Он вернулся в Иркутские Олонки, где 14 лет еще отделяли его от гибели при загадочных обстоятельствах.

А трагические обстоятельства напряженных отношений между слоями общества там, где родился В.Ф. Раевский, были зафиксированы очевидцами. В 1905-1907 годах по Старооскольскому уезду в Курской губернии прокатились крестьянские выступления. Освобожденные без земли бывшие крепостные не утратили зависимости от тех, кто восседал в имениях как владелец пахотных угодий. Неподалеку от Хворостянки над отличавшимся жадностью и жестокостью помещиком Старовым крестьяне устроили самосуд. Помещик был убит. Усадьбы таких помещиц как Нечаева, Барнышова, а также еще других увидели пожары и погромы. В 1917 году не стало ни царя и ни помещиков. Предвидел ли это Владимир Раевский, достаточных свидетельств не найдено. Но перемены в обществе он готовил уже тогда, когда его многие современники были «бичу покорны».

Валерий ТЕЛЕГИН, г. Губкин

Обсуждение закрыто.