« Предыдущая—Следующая »

Вот те и хишшники!

Кошка Шпулька, родоначальница «швейной» династии, появилась в результате совершённого мною бартерного обмена. В начале июня ощенилась собака Умка, а в августе мы с подружкой отправились в соседнюю деревню — пристраивать питомцев в хорошие руки. Последнего щенка забрала одинокая бабушка, но взамен отдала мне довольно взрослого котёнка — бело-полосатую кошечку. У бабушки была та же проблема с котятами, что и у нас со щенками: топить рука не поднимается, а девать приплод некуда.

Принесённая домой киска пришлась ко двору как нельзя лучше. Незадолго до того наш кот пропал, и мыши сильно оживились. Кошечка поймала парочку, съела всё, что было в блюдце, обошла все закоулки и разлеглась на солнечном подоконнике, выражая всем видом удовольствие от нового места жительства. Дня два мы не могли придумать ей кличку, пока вконец замученная моим нытьём бабуля, сидевшая за швейной машинкой,  произнесла первое, что пришло в голову:

— Да вот Шпулька пусть будет!

Кличка впечаталась в котёнка, как влитая — лучше придумать было просто нельзя, настолько игривой и шустрой кошечка оказалась. Озорница Шпулька совала свой любопытный розовый носик везде и всюду и иной раз затевала такую возню, что невозможно было разобрать в катящемся по полу клубке — где голова, а где лапы и хвост.

Она любила лазить по столам, что кошкам строго запрещается. Правда, только лазить — продукты со стола она никогда не таскала. За исключением шоколада. Ни до, ни после я никогда не встречала кошек, которые его ели, а Шпулька не просто ела — она его обожала. Плитку достаточно дефицитного по тем временам продукта мы с ней обычно съедали на двоих. Ни у кого не хватало духу отказать киске, которая выпрашивала кусочек буквально со слезами в голосе.

На следующее лето в деревне жили уже две кошки: Шпулька и её дочь Катушка, похожая на маму как две капли воды. Ещё через год кто-то из них произвёл на свет такого же белого с серыми пятнами котика, названного дедом по уже сложившейся традиции Челноком. Никто так никогда и не узнал, чьим сыном являлся этот котёнок: Шпулька и Катушка кормили его по очереди, при этом великовозрастная дылда Катушка тоже частенько прикладывалась к материнскому молоку.

Может быть, они окотились почти одновременно, но котёнок одной по какой-то причине погиб? Мы могли только догадываться. А чудное трио продолжало семейные обеды нам на потеху.

Истребив собственных грызунов, Шпулька, Челнок и Катушка не расстроились, продолжая охоту по чужим сараям. Бабушка Леонтьевна, чьего настоящего имени я не знаю достоверно, изредка прогоняла наших кошек со своего двора, опасаясь за сохранность индюшат и цыплят. “Хишшник есть хишшник”, — шамкала она ртом, в коем сохранились к восьмидесяти годам лишь два зуба, по одному на каждой челюсти. — “Не уследишь — всех съест”.

После ночной охоты кошки ложились спать, выбирая для отдыха самые невероятные места. Они умудрялись спокойно спать на раскалённой солнцем железной крыше дома, на ветках груши или клёна, свешиваясь так, что вот чуть-чуть — и упадёт, в куриной кормушке, на стоящем посреди лужи деревянном ящике, пчелиных ульях, в резиновых сапогах дедушки (роняя их для этого на пол), в непролазных зарослях крыжовника, собачьей будке. Как-то во время особо невыносимой жары Челнок улёгся спать на нижней полке холодильника… Бог знает, как котёнок смог открыть холодильник!

Однажды во двор гордо зашла курица с выводком цыплят. За пищащими пуховыми комочками понуро плёлся индюшонок.

“Это Леонтьевны индюшка яйцо где-то в кустах потеряла, а наша квочка нашла. Нанесла вокруг яиц, и вместе их высидела. Надо отдать индюшонка, а то куры его заклюют” — сказала бабушка, и точно: на несчастного подкидыша тотчас налетела куриная банда во главе с атаманом-петухом. Малыша отнесли соседке, но индюшки его тоже не признали, и Леонтьевна вручила птенца бабушке. Мол, твоя курица высидела — ты и воспитывай! Мы отгородили во дворе уголок, куда не могли добраться куры, и поселили индюшонка туда.
Кошки расселись неподалёку и с интересом наблюдали за строительством. Стоило нам отойти, мать семейства Шпулька изящным прыжком перемахнула через доски, обнюхала обречённо закрывшего глаза индюшонка и улеглась в уголочек. За ней последовали Катушка с Челноком. Сирота постоял, посмотрел на бесцеремонных гостей и… пошел к ним, покачиваясь на нетвёрдых ножках. Подошёл и сел рядом, прижавшись к тёплым кошачьим бокам. С той поры индюшонок не расставался с приёмной семьёй. Наверное, и на охоту ходил вместе с ними. Ночью, когда малышу было холодно, с ним всегда оставалась одна из кошек.

И однажды утром, когда после ночного дождя весь двор превратился в большую лужу, мы обнаружили неразлучное семейство на соседской скамейке. Мама-Шпулька, царственно лежащая на спине, Катушка и Челнок — взрослые дети, до сих пор не оторвавшиеся от материнского молока, и между ними, согреваемый кошками со всех сторон, подросший приёмыш-индюшонок, уже заметно превосходящий кошек по росту.

Подошедшая Леонтьевна постояла минуту, любуясь семейной идиллией, и сказала:

— Вот те и хишшники! Сиротку-то и зверям жалко.

Анастасия МЕРКУЛОВА

Обсуждение закрыто.