« Предыдущая—Следующая »

ПАМЯТЬ ОДНА НА ВСЕХ

Люди различных национальностей активно сражались за освобождение Европы от фашистской «чумы», одним из которых был и мой отец Александр Дринов – болгарин по национальности — внук известного в Европе профессора Марина Дринова. Отца не стало в 2008 году, сегодня остается все меньше людей, переживших Отечественную войну, и скоро некому будет рассказать молодому поколению о том страшном времени.
На примере моего отца хочется напомнить, как важно хранить мир и какой ценой досталась Победа нашим предкам. В Великой Отечественной войне он принимал непосредственное участие с самого начала и до ее завершения. Участвовал в боевых действиях на Брянском, Центральном, 1-м Украинском фронтах. Прошел путь от рядового пехотинца до лейтенанта. Молодость не помешала ему храбро и мужественно сражаться с фашистами. Увлечение спортом помогло отцу стать хорошим бойцом, легко переносить все невзгоды и лишения военной службы. Он участвовал в таких ключевых сражениях Красной Армии как Орловско-Курская дуга, битва за Берлин, освобождал Польшу, Чехословакию и др. Александр Дринов прошел всю войну от «звонка до звонка», выжил в этой кровавой мясорубке, хотя средняя продолжительность жизни пехотинца составляла от двух недель в наступлении до месяца в обороне. Отец рассказывал о войне как человек, видевший врага лицом к лицу, о том, как гибли в лобовых атаках тысячи солдат, где ночевали зимой бойцы, что ели и о чем думали. В его рассказах нет пафоса, нет рассуждений о великой миссии русского народа, долге. Он не отождествлял себя бронзовым героем, а был обычным живым человеком, которому выпало на долю жить в страшное время военных испытаний.
Отец не очень охотно вспоминал о войне, особенно в годы после ее окончания. Но со временем, когда боль потерь несколько притупилась, он поделился своими воспоминаниями, поразившими меня до глубины души. Отдельные фрагменты из воспоминаний Александра Дринова о его фронтовой жизни разрешите предоставить вашему вниманию.
«От пленного немца стало известно, что после поражения под Сталинградом фашисты попытаются взять реванш на Курско-Орловской дуге. На этом участке обороны мы перекопали столько километров земли, кажется, больше, чем расстояние от Земли и до Луны.
Утром в пять часов на наши окопы пошли десятки немецких танков «Тигр» в сопровождении пехоты. Танки из своих пушек ведут огонь по нашим позициям. Страшно, бьет нервный озноб, зубы стучат, бросает то в жар, то в холод. Сотни стволов нашей артиллерии и минометов в ответ наносят удары по вражеским танкам и пехоте. Шквал огня и металла обрушивается на головы фашистов, от их пехоты мало кто остается в живых. На поле горят их танки, атака отбита. Мы, глухие от грохота орудий, вздыхаем с облегчением.
После нескольких минут затишья немцы нанесли удар по нашим окопам артиллерией и минометным огнем. Повсюду взрывы, треск, грохот, визг осколков – все смешалось в тротиловом дыму. Окопы разрушены, много солдат убито, раненые стонут, кричат от нестерпимой боли, все слилось в единый вопль, как в аду. Лето, июль месяц, солнце в зените нещадно печет, невыносимо хочется пить. Вода во фляжке горячая, жажду не утоляет.
Минут через тридцать следует новая атака немцев с еще большим количеством танков и несколькими цепями пехоты. Артиллерия бьет по ним прямой наводкой, подбито много их танков. Одна атака немцев отбита, за ней следует другая. Я веду огонь из ручного пулемета, ствол раскалился докрасна от непрерывной стрельбы. Каска спасает мне голову, несколько раз осколки ударяются об нее. Помощник Вася сидит на дне окопа, заряжает патронами диски и подает мне. От взрывов и стрельбы мы ничего не слышим, общаемся на пальцах.
Бой продолжается весь день, к вечеру затихает. Газы разъедают глаза, нечем дышать от запаха разлагающихся трупов. Отбиваем последнюю атаку. Счет времени потерян. Раскаленное солнце садится за горизонт, все вздыхают с облегчением. Последний снаряд разрывается на бруствере окопа, взрывной волной меня отбрасывает на дно. Я встаю на ноги, пытаюсь вздохнуть, но не могу, сдавливает грудь, я глотаю воздух как рыба на суше. Вася подает мне фляжку с водой, я немного отпиваю, наливаю в ладонь, ополаскиваю лицо, становится легче. Вася смотрит на меня, хохочет, я его не слышу, лишь по выражению лица понимаю, что он смеется надо мной. Достаю осколок зеркала, гляжу в него, самому становится смешно — все лицо в потеках грязи».

«К началу сентября 1944 года наши войска подошли к Чернобылю. Город занят немцами. Мы окопались на восточном берегу реки Припять. Берега с нашей стороны песчаные, пологие, с немецкой – крутые. Морозно, ветер северный, холодный, по небу плывут тяжелые рваные облака. Луна в зените излучает яркий холодный свет. Противоположный берег в темноте, видны только очертания построек. По реке идет шуга, через день-два река покроется льдом. В ночь с девятого на десятое ноября наша рота получила приказ форсировать реку Припять. Не раздумывая, прыгнул в ледяную воду. На мне шинель, ватные брюки, тяжелые ботинки, фуфайка, в карманах патроны, на поясе две гранаты, да еще ручной пулемет весом около пуда. Начал тонуть, вода скрыла меня с головой. Набрав полную грудь воздуха, отталкиваясь ногами от дна реки, добрался до противоположного берега. Цепляясь за ветки кустарника, я с трудом подтянулся к берегу. Берег крутой, высотой около трех метров. Ледяная вода вначале обдала меня, словно кипятком, затем почувствовал, что промерзаю до костей. К обрыву подошел немецкий танк, стал стрелять из пулемета по нашим солдатам, переплывавшим речку, многие погибли. Расстреляв весь свой боевой комплект, танк развернулся и ушел. Я с большим трудом выбрался на берег. Получил приказ от командира идти в атаку. С меня ручьем течет вода, хочу бежать, но нет сил нести такую тяжесть. Подтянулись артиллерия и «катюши», произвели залп по отступающим немцам. Я начал основательно мерзнуть, зубы от холода стучат, не могу унять дрожь. Снял шинель, фуфайку, гимнастерку, отжал их, подошел к горящей хате, встал у огня. От стороны, повернутой к огню, идет пар, с противоположной покрывается ледяной коркой. Лег спать на голую землю. Весь промокший, долго не мог уснуть, но усталость взяла свое. Утром чуть свет пошли в наступление.
В декабре 1944 года в одном из боев за освобождение Польши я был ранен в руку. Меня направили в госпиталь. Обстановка в госпитале была тяжелая. Раненых было много, особенно танкистов, обгорелые, слепые, искалеченные отказывались от лечения и приема пищи, хотели умереть. Казалось, весь госпиталь пропитан отчаянием, горем и ненавистью к фашистам. Медсестра обработала мою рану, дала 100 граммов водки, отвела к нарам и показала место моего пребывания. Несмотря на невыносимую боль, я сразу уснул. На следующий день меня пригласили в операционную. Хирург, капитан Ойснас, осмотрел мою руку, предложил ампутировать палец. Я не согласился. Выписали меня в середине марта. Вместе с лейтенантом Григорием Меркуловым на перекладных мы отправились догонять свою часть.
15 апреля идем по Германии, заняли немецкую деревню. В одном из домов на крыльце сидит девушка, маленькая, черноглазая, лет 19, в форме старшего сержанта медицинской службы. Перед ней большая стеклянная банка с консервированной черешней. Пригласила меня: «Товарищ лейтенант, угощайтесь». Познакомились, зовут ее Фатима, она узбечка. Я сел к столу, едим черешню, разговариваем, смеемся. Смотрю на нее и любуюсь этим живым произведением искусства. Начала бить немецкая артиллерия. Фатима выбежала на улицу, крикнула мне: «Саша, скоро увидимся». В ответ наши самоходки дали залп по немецкой батарее тяжелых пушек. Обстрел прекратился. Мимо меня солдаты пронесли убитую девушку, осколком ей срезало голову, это была Фатима. Я стоял как вкопанный, из глаз непроизвольно потекли слезы. Насмотрелся я за время войны на убитых, раненых и искалеченных людей, но здесь не мог обойтись без слез. Снял пилотку, долго стоял и смотрел, как солдаты увозили на вечный покой нашу боевую подругу.
Родина Фатимы – прекрасный солнечный Узбекистан, находится за тысячи километров от Германии. Но Фатима, как тысячи узбеков, таджиков, киргизов, грузин и других народов понимала: «Родина у нас одна – Советский Союз, и эту Родину надо защищать от жестокого врага». Почему же сейчас пышным цветом расцвела межнациональная ненависть народов? Мы же всегда были вместе. И эта дружба особенно ярко проявилась в чудовищной войне 1941-1945 годов».

Низкий поклон им

Заканчивая воспоминания Александра Александровича, я хочу привести еще один эпизод из его военной судьбы, где в полной мере раскрыта, может быть, главная черта русского солдата – человечность.
«В боях за город Тройенбритцен почти весь наш батальон был уничтожен. Хотя немцы оказывали упорное сопротивление, но уже было ясно, что война близится к завершению. Подошли к старинному замку. Все с тревогой ожидают пулеметных и автоматных очередей. Крадучись, поднимаемся на второй этаж. Стены длинного коридора, панели, двери – все выкрашено в белый цвет. Стало ясно — в замке разместился немецкий госпиталь. У дверей каждой палаты стоят медсестры, раскинутыми руками закрывают двери. По решительному выражению на их лицах читается: «Лучше я погибну, но не дам русским стрелять в раненых». Я заявил, что мы только проверим, нет ли здесь автоматчиков. Зашли в первую палату, в ней около десяти коек, на каждой лежат раненые немецкие солдаты. Кто-то укрылся с головой одеялом, другие в ужасе смотрят на нас. Двое немцев спрятались под кроватями. В маленькой палате лежит раненый офицер, капитан, на стуле висит мундир эсесовца, весь в фашистских наградах. Врач заявил о международной конвенции о защите раненых. Я сказал ему, что мы не фашисты, расстреливать никого не собираемся. Они и так ответят за свои злодеяния, их будет судить международный суд, с них всё спросят. На выходе из госпиталя меня задержал врач, подал на прощание руку, говорит: «Русские – люди прекрасной души, спасибо вам». Руки я врачу не подал, только попросил извинение за испачканный пол. Козырнул и вышел из госпиталя. Утром мы тронулись в путь, мысли о посещении госпиталя не покидали меня: мы не тронули в госпитале раненых немцев, в нас с детства было заложено гуманное отношение к беззащитному человеку, нашим людям не свойственна жестокость. Фашисты же, прекрасно видя на крышах вагонов красные кресты, нещадно бомбили наши санитарные поезда, госпитали, получали за это боевые награды.
В мае 1946 года нас демобилизовали. Всем офицерам выдали по новому шерстяному костюму – подарок Черчилля, по посылке и по 3000 рублей. Началась мирная жизнь…»
За участие в боевых действиях Александр Дринов был удостоен правительственных наград: орденами Отечественной войны I и II степени, медалями «За отвагу», «За боевые заслуги», «За освобождение Варшавы», «За освобождение Праги», «За победу над Германией» и др.
После войны Александр Александрович жил в Старом Осколе. Работал в школе учителем рисования и труда.
Мной представлено вашему вниманию несколько эпизодов из воспоминаний фронтовика, болгарина по национальности, о страшной войне – великой трагедии и великого подвига народа в борьбе с фашизмом.
Давайте же будем помнить о том, что именно такие, как Дринов, дали нам возможность жить. Низкий поклон и вечная память героям, защитникам, отцам и матерям, которые ценой своей жизни заплатили за спасение мира от фашистов! Мы перед ними в неоплатном долгу.

Владимир Сафронов-Дринов, сын А.А Дринова

Обсуждение закрыто.